заплатила. Но так как денег у нас нет, передай ему мою благодарность.
Саша отправился в туалет, присел на корточки и, разрывая в клочья рулон туалетной бумаги, тихо заплакал. Он запихивал в унитаз бумагу, плакал и жалел о потерянных деньгах.
«Тетерев мечты»
Семён Аркадьевич коротко сказал, что есть важное дело и попросил о встрече в бард-клубе «Тетерев мечты». Феликс недолюбливал бардовскую самодеятельность и удивился, что у ходоков с гитарами есть свой клуб со столь странным названием. Монахов медленно брёл по бульвару, любуясь вечерней иллюминацией. Остановившись у «Сен-Виля», заглянул в окна кафе. Три больших стола были заняты людьми в просторных розовых фартуках. Размахивая кисточками, окунаемыми в акриловые краски, энтузиастки пытались писать картины. Получалось не у всех, некоторые изрядно нервничали. Феликс подумал, что только неудовлетворённость может толкнуть женщину на вечерний поход в столь экзотический кружок. За всей этой мазнёй не желание стать мастерицей пейзажа или натюрморта, а ставка на шанс познакомиться. Милая девушка, посадив пятно на блузку, покраснела и тут же посеменила в сторону дамской комнаты. Её соседка за сорок вертела головой в поисках жертвы. К участникам вечеринки подходил худощавый мужчина с хилой бородкой и лицом доброго алкаша, помогая советами. Неудавшийся Шагал брал кисть и лёгкими движениями подправлял цветные каракули подопечных. Монахов подумал, что для такой атмосферы подошла бы музыка от Rondo Veneziano.
Ему тоже захотелось нацепить на себя фартук, вспомнить школьный кружок рисования и преподавательницу Жанну Витальевну, убеждавшую, что у Феликса есть талант к написанию картин. Три раза в неделю, вечерами Феликс спешил в кабинет на первом этаже школы, чтобы послушать истории из жизни великих живописцев, сделать задания по эскизам и просто полюбоваться прекрасной Жанной Витальевной. Это была темноволосая стройная молодая женщина с большими голубыми глазами и модным каре. Феликс вспомнил, как после одного из занятий они долго шли по обледенелому тротуару. Улицы были пустынны, в свете фонарей стыли снежинки, и был слышен лишь хруст приминаемого сапогами снега. Вдруг Жанна Витальевна стала рассказывать о том, что уже долго наблюдает за Феликсом, и что он должен серьёзно подумать о том, кем хочет стать в этой жизни, и что в нём есть творческие задатки, которые стоит развивать. Феликс слушал, но думал он совсем о другом. Резко остановившись, мальчишка хотел посмотреть в глаза Жанны Витальевны, но не хватило смелости, и он опустил взгляд. Феликс брёл по улице, корил себя за нерешительность и надеялся, что Жанна Витальевна всё уловила и всё поняла. Проходя мимо старого двухэтажного дома, Монахов увидел в окне первого этажа большую ёлку, украшенную светящейся гирляндой, вьющейся к верхушке дерева. Феликс смотрел на неё как заворожённый, и ему казалось, что светящаяся змейка переливается как-то по-особенному, что это вовсе не лампочки, а крохотные волшебные ступени, ведущие в сказку. Похвалы от Жанны Витальевны, её мягкий голос, добрый взгляд. Феликс часто вспоминал этот эпизод жизни. Иногда с улыбкой, иногда с сожалением. Посмотрев на часы Монахов, понял, что стоит под окнами «Сен-Виля» уже десять минут. Нащупав капюшон парки, надвинул его на лоб и двинулся к дверям клуба.
На входе в «Тетерев мечты» сидели две неухоженные женщины в тёмных свитерах грубой вязки и джинсах. Полноватая дама в очках торговала дисками с записями скальдов, о существовании которых Феликс и не подразумевал. Обложки были пошловаты и практически одинаковы: стоящий на сцене человек судорожно сжимал гриф висящей на ремне гитары и приторно улыбался. Но один из дисков Феликсу запомнился особо. На синем фоне открывал рот певец с красным, серьёзно деформированным от запоев лицом. Создавалось впечатление, что физиономию лепили из свиного фарша. Надпись, выполненная золотистым тиснением, гласила: «Лёня Суйков. Тебе напел судьбы я горькие невзгоды».
– Вай-фай есть? – поздоровавшись, спросил Феликс.
– К нам люди концерты ходят слушать, а не в интернетах сидеть, – быстро отреагировала полненькая.
Повеяло суровыми ветрами фестивалей авторской песни. Феликс решил не реагировать на тренированное хамство, и, присев на небольшой ветхий диванчик, стал разглядывать стены заведения, увешанные портретами артистов и певцов, исписанные пожеланиями и автографами. В коридоре появилась пожилая чета. Опрятные, худощавые. Неожиданно всплеснув руками, женщина воскликнула:
– Смотри, Гриша, всё как раньше в Домжуре! На стены, на стены смотри, Гри-ша! Как в Домжуре всё!
– В Домжуре на стены не блевали и не ссали, Верочка, – без энтузиазма ответил супруг и громко кашлянул.
Под восторженной надписью «Спасибо за чудный вечер! С любовью от Тимура Гоева» мелким шрифтом было приписано: «Бард Юрий Спаниэль – бездарный пидор».
Феликс понимал, что выхода всего два: либо вынужденно пить, либо покинуть заведение. В этот момент в холле появился Семён Аркадьевич:
– Ты куда меня привёл, Сёма? – процедил Монахов. – Это что за храм альтернативной культуры?
– Успокойся, успокойся, Феликс. Я же тебе говорил, что интерьеры здесь суровы, кухня не мишленовская, акустика, как в склепе…
– Откуда ты знаешь, какая в склепе акустика?
– Мы по юности могилу какого-то известного немца вскрывали. Ночью было. Но об этом я сейчас не хочу. Поэтому успокойся, Феликс. Место – дерьмо, но оно нам сегодня надо.
– Сами вы дерьмо, – зло прошипела худощавая дама в свитере. – И заплатите две девятьсот за билет, в конце концов. Это с обеих.
– С обоих, если вы имели в виду не «морды», – поправил Семён Аркадьевич. – Мы приглашены. А юноша вообще в жюри.
– В каком на хуй жюри?! Что за подставы, Сёма? – наклонился к уху Семёна Феликс.
– Феликс, для меня это важно. Я обещал своему другу Толе Моравскому, что ты будешь в жюри конкурса. За это он мне поможет в одном деле. Ты медийное лицо, нам это необходимо.
– Какого конкурса, Сёма? Что ты несёшь? – нервничал Феликс.
– Конкурс авторской песни «Струны магистралей жизни». Для меня это важно, Феликс.
– Стоп, Сёма! Толя Моравский, Толя Моравский… это не тот самый тип, что шляется по всем ток-шоу и рассказывает, как пил с ушедшими в мир иной известными актёрами?
– Анатолий сам прекрасный актёр! На ток-шоу он делится с народом воспоминаниями. Феликс, умоляю, пойдём в зал.
– Сёма, я не выдержу этой самодеятельности трезвым.
– Я договорюсь, чтобы в твою бутылку с колой налили виски.
Помещение показалось Феликсу слишком тёмным и неуютным. Перед небольшой сценой расположились составленные в ряд столы, укрытые синими скатертями. Из напитков была минералка и упомянутая Сёмой кола. Коллеги по судейскому корпусу Феликса расстроили. Жюрить были призваны: поэт-почвенник и пьяница Борис Степаненко, потерявшая счёт годам и выпитому актриса Вероника Дубко, режиссёр причудливых театральных
